Эдгар Берроуз - Лунная девушка [= Девушка с Луны] [The Moon Maid]

— Если во всей вселенной существует человек, способный на такое, то это именно он, — сказал я, — но в действительности он мало что сможет сделать. Он просто подлизывается к Га-ва-го, в надежде сохранить свою жизнь, вместо того, чтобы искать возможность бежать и вернуться к нашему кораблю и нашим друзьям. Он — дурной человек, Нах-и-лах, и ты должна остерегаться его. Рядом есть пустая хижина, и я переберусь туда. Нет смысла просить об этом Га-ва-го, потому что он дружески расположен к Ортису и не позволит мне перебраться. Если тебе что-нибудь понадобится, просто погромче крикни: «Джулиан», и я приду.

— Ты — замечательный человек, — сказала она. — Ты — как лучшие среди людей Лейси, самые благородные дворяне при дворе Джемадара Сагрота, моего отца. Они тоже благородны, и у них женщина найдет опору и поддержку, но нет других во всем Ва-нахе с тех пор, как Калкарс возник тысячу келдов назад и разрушил силу благородства, Джемадаров и всю цивилизацию Ва-нахов. Только в Лейси остались старые порядки. Я хотела бы отвести тебя в Лейси, там ты был бы в безопасности и счастлив. Ты — смельчак. Странно, что ты не женат.

Я как раз собирался что-то ответить на это, когда полог на двери отошел в сторону, и появился воин Но-ванов. За ним шло еще трое. Они двигались напряженно, со вскинутыми копьями.

— Вот он, — сказал старший в отряде и обратился ко мне: — Пошли!

— Зачем? — спросил я. — Чего вы хотите от меня?

— Можно ли задавать вопросы, — спросил он, — когда требует Га-ва-го?

— Он послал за мной? — спросил я.

— Пошли! — повторил старший, и внезапно они схватили меня своими крючьями на копьях и неделикатно выволокли из хижины. У меня возникло нечто вроде предчувствия, что это конец. У выхода я обернулся, чтобы посмотреть назад. Нах-и-лах стояла с широко раскрытыми глазами, выпрямившись и наблюдая, как они тащат меня.

— Прощай, Джулиан, — сказала она. — Мы никогда больше не встретимся с тобой, и нет ничего, что позволит нашим душам встретится в новой реинкарнации.

— Мы еще не мертвы, — ответил я, — и помни, если тебе понадобится моя помощь, позови меня, — и затем полог закрылся, и она пропала из моего поля зрения.

Они повели меня не к моей хижине, а к другой, находящейся неподалеку от Нах-и-лах. Здесь они связали мои руки и ноги кусками кожи и швырнули меня на землю. После этого Но-ваны оставили меня, закрыв полог над входом. Я не думал, что они съедят меня, так как Ортис несколько раз повторял мои слова Га-ва-го и остальным, что наше мясо — ядовито, и хотя они могли усомниться в правдивости наших слов, тем не менее я был убежден: они не станут рисковать, ведь существовал шанс, что мы говорили правду.

Ва-га снимают кожу со своих мертвых. Лучшие куски идут на сбрую и уздечки. Остальные куски разрезаются на тонкие полоски, которые используются в качестве веревок. Большинство из них очень крепкие, но некоторые — не очень, в особенности куски, пролежавшие в консервации.

Воины, которым было приказано забрать меня, покинули хижину, и я приступил к попыткам ослабить путы. Я использовал всю свою силу, стараясь ослабить веревки или порвать их, пока не убедился, что путы, стягивающие мои руки, ослабевают. Эти усилия отняли у меня множество сил, мне часто приходилось останавливаться и отдыхать. Не знаю, как долго мне пришлось трудиться, но, видимо, прошло очень долгое время, пока я не убедился, что веревки, которыми меня связали, начали рваться. Что делать со своей свободой, я не знал, так как существовала лишь маленькая надежда (если вообще существовала), что мне удастся сбежать из деревни. Постоянный дневной свет имеет свои недостатки. Один из них заключается в отсутствии ночной темноты, под прикрытием которой я мог бы ускользнуть из деревни незамеченным.

Пока я лежал, отдыхая после усилий, то внезапно обратил внимание на страный стонущий звук снаружи. Затем хижина покачнулась, и я понял, что пришел новый шторм. Вскоре я услышал стук дождевых капель по крыше и грохочущий, оглущающий раскат лунного грома. По мере того, как шторм набирал силу, я представлял себе ужас Но-ванов и даже в нынешнем своем положении не мог сдержать улыбку, представив их страх. Я знал, что они должны прятаться в своих хижинах, и снова возобновил свои попытки порвать путы на кистях, но тщетно; и вдруг, сквозь стоны ветра и грохот дождя, в моих ушах ясно прозвучал призыв, сказанное чистым голосом единственное слово:

— Джулиан!

«Нах-и-лах, — подумал я. — Она нуждается во мне. Что они делают с ней?» Пред моим внутренним взором, сменяяя друг друга, пронеслись дюжина сцен, в каждой из которых я видел божественную фигуру Лунной Девы жертвой какого-то чудовищного насилия. Вот ее пожирает Га-ва-го, вот несколько женщин разрывают ее на части, а воины протыкают ее прекрасную кожу своими жестокими копьями; или это был Ортис, пришедший воспользоваться подарком Га-ва-го. Именно последняя мысль, как мне кажется, довела меня до состояния бешенства, придав моим мускулам силу дюжины мужчин. Я всегда считался сильным человеком, но когда этот сладостный голос прорвался сквозь шторм, пытаясь достичь меня, и мое воображение нарисовало мне грязные пртиязания Ортиса, что-то внутри меня придало мне силу Геркулеса, намного превышающую ту, которая еще оставалась во мне. И, словно хлопчатобумажный шпагат, кожаные ремни вокруг моих кистей лопнули, а через мгновение путы, связывающие мои щиколотки, были также разорваны, и я вскочил на ноги. Я помчался к двери и выскочил наружу, где оказался в мальстреме ветра и воды. В два прыжка я преодолел пространство между хижинами, той, в которую меня поместили, и той, где проживала Нах-и-лах, отбросил в сторону полог и влетел вовнутрь; здесь я увидел материалищзацию моего последнего видения: Ортис одной рукой плотно обхватил гибкое тело Нах-и-лах, второй рукой схватив ее за горло и заставляя девушку медленно опускаться назад, через его колено, на пол.

На сей раз он оказался лицом к двери и увидел, как я появился. Увидев меня, он резко отшвырнул девушку в сторону, вскочил и бросился навстречу. Казалось, впервые в жизни он не испытывал страха. Думаю, этому причиной была его преступная страсть к девушке и ненависть, питаемая им ко мне, а также ярость, что я снова мешаю ему. Он набросился на меня, словно сумасшедший, и на мгновение я рухнул под его ударами, — но только на мгновение. Затем я резко ударил его в висок левой рукой и в лицо — правой. И хотя Ортис был неплохим боксером, он был совершенно беспомощен в моих руках. Ни у одного из нас не было оружия, иначе один из нас был бы вскоре убит. Однако я пытался прикончить его голыми руками. Когда Ортис упал в двенадцатый раз, я полхватил его, бросил через бедро и продолжал бить снова и снова, пока он не перестал шевелиться. Я был уверен, что он мертв, и ничего, кроме облегчения и удовлетворения от выполненного долга не чувстовал, смотря на его безжизненное тело. Затем я повернулся к Нах-и-лах.